– Владимир, вы, вероятно, не слишком хорошо запомнили наш вчерашний разговор. Прошу вас делать то, что вам предлагает моя помощница. А костюм на свой вкус вы приобретете с первых гонораров.
– Я понял, Эльвира Ивановна, – по-военному четко проговорил мужчина. – Мы можем с вами сегодня встретиться?
– Нет, вы определенно не поняли…
– Эльвира Ивановна, мы говорили вчера о слишком серьезных вещах, и, кажется, я упустил нечто важное. В частности то, что касается вашего, точнее, нашего ребенка.
– Так надо было спрашивать, а не сидеть пнем! – рявкнула Эльвира так, что даже Смайлз поперхнулся на полуслове и флюгером развернулся в ее сторону. Эля заговорила тише: – Ладно, скажите Марусе, пусть приведет вас часикам к двенадцати. Но учтите, это наша последняя незапланированная встреча. Если вас что-то пугает, мы с вами сегодня же расстанемся. Если наше сотрудничество продолжится, в следующий раз не надо травмировать моих служащих. Просто скажите, что вам надо связаться со мной, а не валяйте дурака.
На банкете в его честь профессор Ричард Смайлз веселился как ребенок. Однако ровно в десять заявил, что хочет вернуться в номер и лечь в постель: завтра у него рабочий день. Эльвира по русской привычке уговаривала его задержаться, но в глубине души была рада, что профессор, хоть и имел русские корни, в отношении работы был истинным американцем. Она чувствовала себя совершенно измотанной, а сердце каждые пять минут болезненно обрывалось от страха. Ведь уже завтра вынесет свой вердикт. А впереди – еще встреча с Владимиром, с которым, скорее всего, ей придется расстаться. Уж слишком он ее грузит. Наверняка начнет требовать доплаты за свое призрачное отцовство, выставлять себя жертвой женского произвола. Заранее противно!
Что-то томило, беспокоило ее уже второй день. Как будто она что-то проморгала, не вспомнила вовремя. Упустила важнейшую деталь. И потому совершила ошибку. Но что? Кажется, за последние дни она не заключала никаких важных договоров.
Дома Эльвира едва успела постоять под холодным душем, чтобы успокоить раздрай в душе и в голове, как заявились Маруся и Владимир. Мужчина без особых церемоний прошел в комнату, Маруся замешкалась в прихожей, произнесла тоненьким просительным голосом:
– Эль, можно я сразу пойду домой? Устала я что-то…
Эльвира наклонилась и заглянула подруге в лицо. Та и впрямь выглядела неважно: запали глаза, побелели обычно румяные щеки.
– Ты не заболела? – слегка взволновалась Мухина.
– Не-е, – замотала головой Маруся. – Просто мне давно пора выспаться. А потом, я считаю, вам с Володей нужно поговорить наедине.
Эльвира в ответ только повела плечами. Реплика Маруси ей не понравилась, но не хотелось упрекать помощницу сейчас. Она молча заперла за Марусей дверь и вернулась в гостиную. Владимир смиренно сидел на стуле, ожидал. Сегодня он уже не выглядел истуканом.
– Так, слушаю вас, – прямо с порога резко заговорила Эльвира. – Время позднее, встреча у нас незапланированная, поэтому постараемся свести ее к минимуму. Что вас не устраивает?
– Извините, Эльвира Ивановна, но я хотел бы прояснить вопрос с ребенком, – набычившись, заговорил мужчина. – Вчера мы как-то вскользь коснулись этого…
– Вы были слишком озабочены своим гонораром, – уколола его Эльвира.
– Да, я помню. Уже дома я подумал, что ребенок – это слишком серьезно. Этого вопроса нельзя лишь коснуться…
Видно было, что мужчина с трудом подбирает слова. Скулы его побелели от внутреннего напряжения. Эльвира немного понаслаждалась его растерянностью, а потом решительно перебила:
– Так, я поняла. Хоть и с опозданием, но до вас дошла серьезность вопроса. Но вы исходите из ложной предпосылки. Вы решили, что мне нужен номинальный муж, чтобы прикрыть грех. Это не так. Ребенка у меня нет и не предвидится, своего по крайней мере. Для простоты дела объясню вам все более подробно. Мой отец тяжело болен, по сути, приговорен. Я не собираюсь сдаваться, к нему уже приглашен лучший в мире специалист. Но нужно предусмотреть все варианты. Мои родители очень хотят, чтобы у меня была семья. И я собираюсь их порадовать. Вы наняты в качестве жениха. В ближайшее время я планирую взять из детского дома ребенка. Есть одна тонкость: я собираюсь сказать родителям, что это мой родной ребенок. Потерянный восемь лет назад при туманных обстоятельствах.
Живейшее изумление отразилось на лице мужчины. Не отрывая от Эли взгляда, он несколько раз открывал рот, и только на третий раз произнес:
– Да зачем все это?
– Умоляю вас, – скривилась Эльвира. – Только не надо говорить мне, что я еще молода и способна иметь собственных детей. Я слишком устала, чтобы выслушивать этакую хрень.
– Даже не собирался! – решительно мотнул головой Владимир. – Я удивлен такими сложностями. Вчера вы описали мне своих родителей. Мне кажется, такие люди, как они, с радостью примут в семью и будут любить брошенного ребенка.
– А почему бы им с таким же успехом не любить собственную кровиночку?
– То есть зачем говорить правду, если можно соврать, – понимающе кивнул Владимир. – Но мне кажется, тут есть некоторые сложности. Ведь ребенку придется принять ту же версию, что и родителям, так?
– Естественно, – насторожилась Эльвира.
– Вот тут проблема. Одно дело, если ребенок будет знать, что его усыновили. Тогда он легко примет предлагаемые обстоятельства. В вашей семье он найдет достаточно любви и не будет страдать от того, что вы к нему холодны. Совсем другое, если он станет считать вас настоящей матерью. Во-первых, у него возникнет вопрос, почему вы так долго не находились. Во-вторых, почему, найдя его через столько лет, вы ведете себя так отстраненно. Он станет думать, что не понравился, не угодил вам. И его маленькая жизнь превратится в кошмар.